(343) 213-20-31
г.Екатеринбург

Превратности дваждымамаства или искусство умножения любви

Евгения Фаюстова, музыкальный педагог центра "Лада"

Зачем я затеяла этот рассказ? Поделиться опытом? Нет. Похвастаться детьми? Снова нет. Похвалиться самой? Опять нет. Вспомнить прошедший год? Теплее, но тоже не то. Зачем же? Мне хочется вернуть из памяти яркие моменты, которые чем дальше - тем больше начинают ускользать, забываться. Хочется продлить воспоминания, потому что - как ни крути - радостного в них гораздо больше, чем неприятного. Но даже то неприятное, трудное, грустное, что было - тоже не хочется забывать, потому что на этом фоне понимаешь, как же ты счастлива, как же здорово, что у тебя есть твои малыши - мальчишка Сережка и девчонка Наташка. Итак, начинаю...

Январь 2006 года (Сереже 1 г. 11 мес., пузу 19 недель)
- Сережа, осторожно, не пинай ножками по маминому животику.
- Нетьн. (продолжает попытки)
- Солнышко мое, ты же знаешь, нельзя пинать по животику, потому что там живет - кто?
- Нетьн.
- Ну как же "нет"? Там живет ляля.
- Нетьн.
- А кто же?
- Му-му!!!!!
- Там живет корова?!?
- Дааааааа!

Так начиналось знакомство Сережи со своей младшей сестрой. Вернее, тогда никто из нас еще не знал, с сестрой или с братом: в животе у мамы до самого момента рождения жила гипотетическая "ляля", на всех узи мы просили не говорить нам пол маленького человечка. Знакомить Сережу с пузом я начала с первых недель беременности, как только о ней узнала. Сначала все шло гладко - Сережа, говорящий в свои год и восемь мало и плохо, быстро научился новому слову "ляля", употреблял его исключительно в нужном контексте, указывая на мой живот. (Этим, кстати, он однажды чуть с головой не выдал меня моей маме, которой я до последнего не говорила о наших планах на пополнение семейства.) Но чем больше становился пуз - тем сложнее было справляться с Сережей. Вначале все изменения в поведении я списывала на возрастной кризис, но потом разные мелочи типа "му-му", живущей в мамином животике, разговоры на занятиях в "Ладе", а также помощь "ю"-форума натолкнули меня на мысль, что мой двухлетний малыш производит активную переоценку своего места в маминой жизни. Попросту говоря, мальчишка начал ревновать... к пузу. Это было открытием. Я не могла даже представить...

... И заканчиваю. Забудьте все, что вы прочли выше. Потому что сейчас это кажется мне несусветной чушью, несущественной ерундой, ненужной мелочью. Так я хотела начинать повествование месяц назад. Но случилось Нечто. И теперь я начну по-другому.

ПетербургПетербург. Июльский уик-энд в городе на Неве. Только я и муж. Дети остались с моими родителями. Концерт сэра Элтона Джона на Дворцовой площади. Гром и молнии, проливной дождь и насквозь промокшие зрители, одинаково мокрые на первых рядах и на галерке, и одинаково же затаившие дыхание в ожидании появления Мэтра. Насквозь промокшие мы - замерзшие снаружи и раскаленные внутри, согревающиеся теплом наших тел, стоя в обнимку под зонтом, как когда-то давным-давно, в другой жизни, в беззаботное студенчество. Роскошные рестораны и уютные кафешки на Невском. Прогулки по рекам и каналам. Поездка в Кронштадт. Ночной Питер и развод мостов. Такого не было три с лишим года, с тех пор, как я впервые стала мамой. Только я и Мой мужчина - счастливые и любящие друг друга до умопомрачения.

В Питере И вот, проведя три безумных дня и две безумные ночи, блаженные и уставшие, с темными кругами под искрящимися глазами, мы садимся в маршрутку и едем в Пулково. И раздается звонок моего мобильного. Звонит мама. Наташе плохо. Теряет сознание, приехала детская реанимация. Мама едет в больницу с малышкой, Сережа остается с дедом.

Не помню, как доехали до аэропорта. Не помню, как туда зашли. Не помню, как проходили предполетный контроль. Не помню, как сдали багаж. Время остановилось. В памяти всплывают лишь обрывочные стоп-кадры - ни звука, ни движения, только кадры, как в каком-то диснеевском мультике из детства. Вот я в зале ожидания - с лицом, которого нет, вся ушедшая в себя, сконцентрировавшаяся на пределе возможностей, чтобы за тысячи километров передать хоть чуточку энергии своей маленькой девочке. Вот муж, стоящий с нашим чемоданом в какой-то очереди и пытающийся дозвониться до наших докторов и других знакомых, чтобы успеть до отлета хоть что-то выяснить. Вот снова я - в аэропортовом баре, залпом, как воду, пьющая из коньячной рюмки коричневую жидкость, в обычное время приятно обжегшую бы мне горло и раскатившуюся бы теплом по всему организму, а теперь кажущуюся абсолютно пресной. Вот сердитое лицо бортпроводницы, поднявшейся в бар и явно громко что-то произносящей. Стоп. Режим "Пауза" сменяется режимом "Воспроизведение".

"Екатеринбург, двадцатый рейс, есть еще пассажиры? Посадка заканчивается, автобус отправляется!" Как заканчивается? Мы же только что вышли из такси...
Сижу в самолете, ожидая взлета. Мысли постепенно возвращаются в голову. Первой приходит мысль: "За что?" Приходит и нещадно мной прогоняется, потому что понимаю - так думать нельзя. Вслед за неправильной мыслью возникает правильная - главный вопрос, на который мне нужно, очень нужно найти ответ: "ДЛЯ ЧЕГО?" Для чего все это произошло с нами? Что мы должны понять? Мы? Или только я?

Самолет готовится подняться в небо. Для чего же, для чего? Господи, помоги мне понять! Разгоняемся - а я изо всех сил пытаюсь ухватить кусочек несущейся рядом взлетно-посадочной полосы, кончик нужной мысли, которая поможет мне. Это где-то близко, я интуитивно чувствую, что осталось совсем чуть-чуть. Отрываемся от земли. И вот оно! Как искра, как вспышка, как луч - является озарение.

Я не думала о ней. Я не беспокоилась о ней. Я не переживала за нее. Моя маленькая, милая, славная девчушечка - с таким легким, летящим, парящим отношением к жизни, полная противоположность своему брату. Именно он, Сережа, всегда был центром моих мыслей, переживаний. Наташка же существовала на периферии материнских страхов и волнений, как бы сама по себе, рядышком, не доставляя беспокойств. С момента ее рождения мое внимание, прежде всего, фокусировалось на Сереже: сделать так, чтобы негативных эмоций у старшего ребенка было как можно меньше, - вот главное, к чему я стремилась.

НаташаНо это дваждымамское кредо было действительно необходимо лишь первое время, и, кстати, моя умная девочка, понимая, насколько это важно, позволяла уделять именно Сереже больше времени и внимания. Теперь кредо стало неактуальным: Наташа повзрослела. Из спокойного, покладистого младенца, которому для полного счастья было достаточно маминой тити, вырос сознательный человечек со своим характером, чувствами и желаниями. И полежать у моей груди превратилось в желание номер два, а то и три. Главное, что стало необходимо Наташе с той же силой, что и ее брату, - это ежесекундная уверенность в моей бесконечной любви. К сожалению, чтобы осознать это в полной мере, потребовалось оказаться вдали от внезапно заболевшей дочери, не имея возможности ничем ей помочь. Только страх за ее жизнь дал мне понять, как сильно я ее люблю и насколько РАВНА эта любовь любви к Сереже.

Все эти мысли проносились во мне бешеным хороводом со скоростью взлетающего в небо самолета. Я смотрела в иллюминатор и чувствовала, что из моих глаз, не останавливаясь, текут слезы. Слезы дикого, непередаваемого волнения, слезы вины перед дочкой, слезы облегчения. А подо мной расстилался совершенно чудный пейзаж: разнокалиберные и разноцветные квадратики, квадраты и квадратища полей и леса, пересеченные синими кляксами уходящей вдаль реки, над которой величественно застыла полуокружность бесподобного семицветного чуда, великолепной радуги в полнеба. И в этот момент я поняла: все будет хорошо. И еще поняла, что... стала счастливее. На целую Любовь, которая вот так экстремально и безапелляционно заявила о себе.

Волнующимся читателям скажу, что все действительно закончилось хорошо. В полночь мы прилетели в Екатеринбург, сразу же поехали в больницу и забрали оттуда Наташу. Всю ночь и весь следующий день она, компенсируя стресс, не отходила от моей груди. Еще через день, не без помощи гомеопатии, вернулось хорошее настроение и аппетит. На третий день прошла слабость и страх выпустить меня из поля зрения, и Наташка снова стала прежней - безоблачной жизнерадостной девчонкой. Медики в больнице лишь развели руками и списали все на режущиеся одновременно четыре коренных зуба. Гомеопат видит причину в том, что перед отъездом не была разорвана связь между мной и Наташей в виде грудного вскармливания, и девочка испугалась. Ну а свою точку зрения я уже изложила. Кто из нас прав? Вероятно, все понемногу.

На этом следовало бы и закончить повествование, потому что самое главное сказано. Но моя графоманская натура категорически протестует - ведь за кадром осталось еще столько интересного! Откуда взялось слово "каляпка" и что оно означает? Как научиться спать буквой "зю" и при этом высыпаться? От чего трехлетний Сережа спасал свою восьмимесячную сестру? И многое другое... Иными словами, рука не поднимается ставить точку. А посему - продолжаю.

Сережка и НаташкаНаташка и Сережка, Сережка и Наташка... Они начали ощущать друг друга задолго до того, как стали полноценными братом и сестрой. Какой-то тонкий уровень, не видимый нам, взрослым, присутствовал еще в мою беременность. Если вы читали мой рассказ про рождение дочки, то, вероятно, помните: там я описывала, как накануне родов Сережа довольно четко позвал "лялю" безо всяких намеков и просьб с моей стороны. Месяца за два до Наташкиного появления мы с ним переживали волну жутчайших истерик и обострения наших аллергических болячек, плавно перетекающих друг в друга. А ровно за месяц до рождения сестры Сережу словно подменили: мой и так не особо коммуникабельный сын совсем замкнулся, стал не по возрасту задумчив, превратился в ежика, не подпускающего к себе никого, кроме меня.

Я не была готова к такому раннему проявлению ревности, я вообще изначально не связывала происходящие с Сережей перемены со своей беременностью. В голове не укладывалось, как двухлетка может делать столь далеко идущие прогнозы - от растущего живота к реальному человечку, который заберет у него маму ровно наполовину. Не была готова и не знала, как себя вести. В результате наломала немало дров, включая шлепки по попе, за которые стыдно до сих пор. Очень нервничала, переживала, и утешала себя одной лишь надеждой на то, этот страшный, как мне тогда казалось, и столь рано заявивший о себе зверь под названием "Ревность" после рождения второго ребенка будет тревожить нас уже не так сильно. Как нетрудно догадаться, надежда не оправдалась.

То, что я на тот момент читала по поводу детей-погодков, можно было оформить всего-навсего в двух предложениях. Первое: детям нужно уделять одинаковое количество внимания. Второе: в развитии старшего ребенка возможен некоторый регресс в виде мокрых штанишек, возвращения агуканья и гуления и тому подобных вещей. По правде говоря, никаких регрессивных проявлений в поведении своего мальчика я не заметила: совсем напротив, мы распрощались с ночными памперсами только благодаря тому, что ночной сон у Сережи после рождения сестры стал из рук вон плохим (воистину, нет худа без добра), и именно на первые Наташкины месяцы, то есть в Сережины два и пять - два и шесть, пришелся рывок в развитии его речи. Что же касается прописной истины о любви и внимании поровну на двоих, могу лишь сказать: она неоспорима, но ни в одной статье и ни в одной книжке нет и не может быть подробных инструкций о том, как этого добиваться изо дня в день. Только на собственном опыте и на собственных ошибках ты ежесекундно учишься тонкому искусству - любить своих детей одинаково. И без того нелегкая задача еще более усложняется, когда волею различных обстоятельств ты оказываешься с детьми значительную часть времени одна.

Если составить своеобразный "график трудностей" моего дваждымамства, оценив все трудности по десятибалльной шкале, то выглядеть он будет примерно так. Очень тяжело было первые две недели, потом - чуть полегче благодаря появившимся у меня помощникам; после четырех дочкиных месяцев жизнь начала входить в привычную колею; совсем замечательно, можно даже сказать, легко мне жилось с 7 до 11 месяцев; и, наконец, довольно неожиданно, снова стало сложно к Наташиному году.

График

УснулиНаташа родилась дома. Одним из аргументов в пользу домашних родов было мое нежелание уезжать от Сережи и подвергать его тем самым дополнительному стрессу. Не учла я одного: у меня не было пятидневного тайм-аута от повседневных забот, положенного любой женщине в роддоме. В рассказе о сравнении первых и вторых родов (http://www.ladabirth.ur.ru/infor208.php) я делилась своими не самыми позитивными чувствами, накрывшими меня на следующий день после Наташиного рождения. За первую неделю я поняла, что совершенно не справляюсь.

Помню бессилие и беспомощность, когда в один из первых вечеров пришло время укладывать Сережу спать. Я привычно села на краешек его кроватки, чтобы, как и всегда, спеть колыбельную, наши бессменные "Лунные поляны". И вдруг услышала: "Лялю- папе! Лялю - папе!" Это жалобно всхлипывал мой мальчишка, увидев у меня на руках Наташу. Уговоры не действовали, всхлипывания перерастали в нешуточную истерику. Сереже нужна была его, только его, целиком его мама. И я точно знала, что мне в тот момент нужно было лишь взять его (его одного!) на ручки, прижать к себе крепко-крепко, прошептать на ушко несколько ласковых слов - и его слезки моментально бы высохли. Но физически ничего этого я сделать не могла. Моя неотдохнувшая после родов психика отказалась сотрудничать с доводами разума, и я просто расплакалась вместе с сыном. Папы дома еще не было, отдать спящую дочку было некому, положить же ее на кровать означало бы превратить наш ревущий дуэт в трио. Так мы и плакали вдвоем, сидя рядышком, а Наташка мирно посапывала в слинге - до прихода папы. После положение в корне изменилось: Наташа стала плакать на кухне на руках у мужа, а мы с Сережей, обнявшись, наконец-то смогли успокоиться и уснуть. Такая эквилибристика. Прошло больше года, а укладывание на ночной сон до сих пор остается самым проблемным временем суток.

Вообще подобных непростых моментов, когда я буквально разрывалась между детьми, не еще умея делать все одновременно и вместе, было в первые недели несметное множество. Несостоявшиеся игры, непрочитанные книжки, неоконченные прогулки... Я очень старалась не менять ритм и привычки нашей с Сережей жизни. Иногда, благодаря слингу, в котором Наташка просто жила первые месяцы, и грудному вскармливанию, выручавшему и до сих пор выручающему меня в сложных ситуациях, мне это удавалось. Но чаще - нет. Или удавалось наполовину, что Сережу, конечно, не устраивало.

Кстати, грудное вскармливание мне виделось чуть ли не главным испытанием для Сережи. Очень переживала, как он будет реагировать на кормление Наташки, - сейчас вспоминаю те опасения с улыбкой: если и нужно было о чем-то переживать, то точно не об этом. Сыну было очень любопытно наблюдать за маленькой сестренкой, самозабвенно поедающей маму, - и не более того. Возможно, спокойная реакция была связана с тем, что до рождения дочки мы постоянно проговаривали, в том числе, и эти детали нашей новой жизни, так что никаких неожиданностей для него тут не было. В одно из первых кормлений Сережа терпеливо дождался, пока наестся малышка, и заявил, что тоже хочет титю. Я без колебаний позволила ему попробовать. Видимо, он ожидал другой реакции - потому что долго стоял рядом, насупившись и не решаясь подойти ближе. Потом соображал, как же сделать так, чтобы молочко побежало, в итоге, так и не сообразив, просто прижался к груди ротиком и тут же отошел. Но, тем не менее, гордо заявил, что ему понравилось. "Давай я тебе в кружечку налью?" - предложила я. Сцедила немного, Сережа сделал глоток, сморщился, мужественно допил до конца, подтвердил, что ему было вкусно, но больше ни разу не просил.

Он продолжал быть грустным, замкнутым, колючим весь первый месяц нашей новой жизни. Упорно не замечал возмутительницу своего спокойствия, никак ее не называл, на вопросы о ней не реагировал. Так он пытался защитить свой рушащийся микромир, и я это прекрасно понимала. Просила знакомых и родственников не приставать к сыну с расспросами, касающимися Наташки: стандартные фразы о том, кто это лежит у мамы на ручках, любит ли Сережа свою сестренку и как ее зовут, приводили к тому, что он еще больше уходил в себя.

Приближался переезд на новую квартиру. Звучит, по меньшей мере, необычно, учитывая нежный возраст новорожденной дочки, но так сложились обстоятельства. Для меня - счастливые, потому что на помощь ко мне были вызваны свекровь со свекром, а потом, для обустройства в новой квартире и дальнейшей поддержки молодой дваждымамы - моя 86-летняя бабушка. Кстати, ее почтенный возраст нисколько не помешал ей стать мне настоящим подспорьем, благодаря которому жизнь снова стала видеться в розовых тонах.

МалаяськаПереезд и впечатления от нового дома несколько расшевелили Сережу. Наташка превратилась у нас в "маляську" - так он, мой милый выдумщик и сочинитель, заменил безликое и слишком несолидное слово "ляля". Потом как-то робко повторил за мной имя дочки - Наташа, Наталья. Получилось трогательно и нежно: "Накафа, Накаля". Потом начал проявлять к ней первые нежные чувства, правда, больше по моей просьбе, но меня и это радовало. "Моя-моя маляська", - приговаривал Сережка, прижимаясь носиком к Наташкиной взъерошенной макушке.

А потом, неизвестно откуда, взялось обалденное, очаровательное слово, умиляющее всех без исключения - Каляпка. Я до сих пор ломаю голову и не могу вспомнить, когда же и откуда оно появилось. Есть версия, что от двух последних слогов имени "Накаля"; может быть, так причудливо трансформировалась "маляська", но в точности сказать нельзя, да, собственно, это и неважно. Вообще каляпки - это, по Сережиному определению, все малыши младше него самого, в том числе и самая главная Каляпка, то есть Наташка. Она ведь и до сих пор у нас Каляпка, причем так называет ее не только брат. Как-то само собой это милое прозвище и все уменьшительно-ласкательные производные от него - Каляпочка, Каляпонька, Каляпунька, Каляпика, Калика - для всех окружающих и для нее самой стали синонимами ее настоящего имени.

Только спустя месяц с появления Наташи я начала узнавать в Сереже прежнего ребенка: задумчивость и колючесть постепенно начала уходить. Я было возрадовалась, но преждевременно. Проблема никуда не делась, она лишь перешла в другую плоскость: сын стал безобразно, отвратительно, из рук вон плохо спать ночью. И к этому проявлению ревности я снова оказалась совершенно не готова. Ночи меня изматывали совершенно. Он просыпался бесчисленное количество раз, плакал, постоянно искал меня, а, найдя, ни на секунду не отпускал свою ручку от моей шеи и бесконечно возился там, возился, возился - так, что к утру я просто зверела. Ночные "подмены", когда на мое место ложился муж, идентифицировались моментально, и приходилось немедленно восстанавливать статус-кво.

В конце концов, я смирилась, поняв, что единственно правильное решение - это "расслабиться и получить удовольствие", то бишь обеспечить себе максимум комфорта в сложившемся положении. До появления Наташки сын спал в своей кроватке, придвинутой без бокового бортика к нашей кровати. Когда малышка родилась, мы, разумеется, не стали ничего менять, тем более отселять Сережу в отдельную комнату, - дочка просто спала со мной, у груди. Но бессонные ночи и эту конструкцию сделали неудобной, поскольку приходилось спать буквой "зю": головой вниз и наискосок - к сыну, грудью - к дочке. Чтобы буква "зю" была хоть чуточку менее выгнутой, пришлось временно переложить Сережку к нам. И собрать на кровати все имеющиеся в доме подушки, чтобы наутро не вставать с затекшей шеей и поясницей. Правда, все это привело к тому, что наш папа оказался практически выселенным со своего законного супружеского места, но, надо отдать ему должное, стойко перенес это притеснение, смиренно ютясь на краешке постели.

СережаКогда меня спрашивали, как спит новорожденная дочка, в ответ я горько шутила: спросите лучше, как спит ее старший брат. Действительно, маленькая Наташка не доставляла мне ночью ни малейших хлопот. Она и днем-то была без пяти минут ангелом, во всяком случае, так мне казалось по сравнению с Сережей, который до 3,5 месяцев не успокаивался ни на минутку - ни днем, ни ночью. Слинг делал Наташкин сон практически непрерывным. Мы гуляли втроем - и отлично справлялись. Пару раз я пыталась оставить девочку своей бабушке, но без меня она спала не больше 40 минут, в этом они с братом оказались чрезвычайно похожи. И я поняла, что и мне, и дочке гораздо спокойней, когда мы вместе. Конечно, пришлось отказаться от особо подвижных игр вроде сумасшедших догонялок, но даже с малышкой на руках я довольно ловко справлялась с мячом, помогала Сереже забираться по лесенкам и висеть на турнике во дворе и вполне замечательно раскачивалась вместе с ним на разнообразных качелях. Слинг форева, во всяком случае, для меня.

В общем, если исключить ночные безобразия, жизнь была вполне сносной. Конечно, Сережа стал капризным и требовательным - но к этому я была совершенно готова. Я знала, что он откажется засыпать сам; знала, что будет просить кормить его, причем ни бабушки, ни даже папа в этом деле котироваться не будут. Я знала, что он захочет, чтобы его купала только я - и никто другой, чтобы кефир ему приносила только я - и никто другой, чтобы книжки читала только я - и никто другой. Все это было ожидаемо и легко объяснимо, а потому не раздражало.

Ну, почти не раздражало, если быть до конца честной. Когда Наташку начали мучить колики, она не кричала, не плакала, а лишь терпеливо покряхтывала и относительно легко успокаивалась, как только я клала ее в позу "самолетика", то есть животиком на руку. Но стоило только мне передать дочь на другие руки - мужнины или бабушкины, ее ангельскому терпению приходил конец. Было лишь два выхода - либо скрепя сердце слушать ее плач, либо изловчаться кормить или, скажем, мыть Сережу и одновременно держать "самолетиком" Наташу. Мягко говоря, это было нелегко. И крышу порой сносило основательно. Но если купать сына в таком режиме было практически нереально, то вот читать оказалось вполне по силам. Я клала книжку на высокий комод, чтобы не наклоняться, разглядывая буквы, а потом усаживала туда же Сережу, чтобы он мог рассматривать картинки, - Наташка же, тем временем, худо-бедно успокаивалась под звук моего голоса и ритмичные покачивания.

В первые ее месяцы мы с сыном очень много читали, именно в это время перешли с малышковских стишков и сказок на "серьезную" литературу вроде Успенского, Носова и Драгунского. К счастью, мой мальчик с раннего возраста проявлял нешуточную любовь к книгам, и мы без особого ущерба заменили чтением некоторые игры, которыми невозможно было заниматься вместе с каляпкой на руках. Еще одно преимущество чтения заключалось в том, что читать можно было и во время кормлений - и в этом случае я садила Сережку к себе под бочок с другой стороны от лопающей дочки, крепко обнимала и периодически чмокала в макушку, потому что знала - моя нежность сейчас необходима ему, как воздух.

С коликами Наташка распрощалась в 2,5 месяца, аккурат к моменту нашего переезда на дачу к моим родителям. И тут, в мамином доме (а стоит ли объяснять, что такое МАМИН дом...), на природе, вдали от городской суеты для меня настал форменный рай. Дочка начала кушать и спать строго по режиму, переселилась из слинга в коляску и практически весь день проводила на свежем воздухе, а мы с Сережей от души развлекались во время ее сна разнообразными бесячествами и сумасбродствами. Я успевала все - и приготовить Сереже его особую, низкоаллергенную еду, и поиграть с ним, и посидеть за компом, и почитать любимого Акунина, и даже поспать. (В скобках замечу, что с тех самых пор мечта о собственном доме прочно укоренилась в моем сознании.) Ночами, правда, сын по-прежнему буянил, только теперь за беспокойной ночью обычно следовала вполне сносная, и изредка начали попадаться совсем идеальные. С таким ритмом хронический ночной недосып остался в прошлом.

В садуПришла осень. Сентябрь мы доживали на даче и запасались на зиму остатками витаминов, поедая окончательно созревшие к этому времени и обалденно вкусные уральские яблоки. Я тянула с переездом, понимая, что дома мне будет в разы сложней, тем более что бабушка возвращаться со мной в город не планировала. Но дожди и холода неумолимо наступали на пятки, так что пришлось уезжать. Неделю дома с нами пожил мой замечательный свекр, бесценный и незаменимый помощник, налепил впрок полный морозильник пельменей, вместе мы привели в порядок квартиру после ремонта, а после его отъезда начались "суровые будни", когда ежедневно с утра и до позднего вечера я находилась с детьми одна.

Однако, эти самые "будни" оказались гораздо менее суровыми, чем представлялись. С четырех месяцев Наташка становилась все самостоятельней и самостоятельней; научилась подолгу лежать в одиночестве, переворачиваться, потом передвигаться смешными рывками с опорой на руки. Как ни странно, присутствие старшего ребенка ничуть не усложняло, а наоборот, облегчало мне жизнь. С двумя детьми мне было в разы проще, чем когда-то с одним Сережей. И это ни в малейшей степени не бравада. Помню горы немытой посуды, которые накапливались за день к приходу мужа - я просто не успевала перемыть ее, занятая сыном. Помню, как в воскресенье муж наготавливал мне кастрюльки еды на неделю, мне оставалось только разогреть и съесть, и даже это приходилось делать впопыхах, за короткие 20-30 минут спокойного Сережиного сна. Теперь же я успевала и мыть посуду, и готовить, и прибирать квартиру, и общаться на форуме, и много чего еще - а все потому, что мои дети были заняты друг другом. Точнее сказать, Сережа играл, а Наташа сначала просто внимательно наблюдала за ним, а потом, когда научилась ползать, пыталась активно вмешаться в процесс. Как минимум пятнадцать минут, а порой и целых полчаса я могла спокойно заниматься своими делами.

Втроем Конечно, без конфликтов не обходилось. Когда Наташка стала активно передвигаться по квартире и принимать участие во "взрослых" играх своего брата, разрушая его гаражи и вытаскивая из машин пассажиров, сын, естественно, начал отстаивать свое право на автономность. Но, к моему огромному удивлению и облегчению, делал это исключительно дипломатично. Пару раз он ее толкал (и то, я бы скорее это назвала "резко отодвигал") - когда было уже совсем невмоготу, и угроза смещения очередной машинки с парковочного места становилась неотвратимой. Я не ругала за это. Сначала "разговаривала" с Наташей, объясняя, что нехорошо мешать Сереже. Потом разговаривала с Сережей, объясняя, что толчками и силой проблему не решить. Сын быстро усвоил эту истину, и если не успевал или не получалось отвлечь сестру какой-нибудь игрушкой, как я его научила, то просто звал меня. Моей главной задачей в этом случае было вовремя услышать его зов и примчаться на помощь - и тогда конфликт решался мирным путем.

Машинки Моим любимым временем суток в тот период были прогулки: на улице я могла целиком и полностью уделять время Сереже - дочка спала. Правда, пришлось изобрести способ гулять без коляски, поскольку спускать оную с третьего этажа без лифта было не слишком-то просто. Укладывала Наташку в люльке-переноске, выносила во двор и ставила на качели, чтобы можно было тихонько укачать, если вдруг проснется. В "нелетную" погоду, когда мы с детьми были вынуждены оставаться дома, очень пригодился способ укладывания-укачивания, подсказанный мне моей свекровью (а ее, в свою очередь, тоже научила свекровь - простая деревенская женщина, вырастившая своих четверых деток и вынянчившая семерых внуков).

Способ прост, как все гениальное и заключается в следующем: мама садится на пол, вытягивает ноги, кладет на них большую подушку, а на подушку - ребенка, и качает его ногами по удобной ей траектории, хоть вверх-вниз, приподнимая колени, хоть вправо-влево, поворачивая стопы, хоть наискосок, попеременно вытягивая ноги. Мне, правда, удобнее было сидеть в обычном положении на диване или на стуле, держа подушку на коленях, но суть от этого не меняется. Изумительность этого нехитрого изобретения проявляется сразу в нескольких моментах. Во-первых, на маминых коленках ребенок спит спокойнее и дольше, чувствуя мамино тепло (как и в слинге), а у мамы тем временем отдыхают руки и спина. Во-вторых, уснувшего человечка можно спокойно переместить на подушке в кроватку или на пол (да, оба моих ребенка в догодовалом возрасте, дочка в особенности, днем спали преимущественно на полу), не боясь разбудить, а потом точно так же взять обратно на коленки, чтобы подкачать. Для малоспящих деток, коими стопроцентно можно считать и моих, это настоящая панацея: на коленках и Сережа, и Наташа могли спать по полтора-два часа, тогда как в кровати - не больше 30-40 минут. Ну и, наконец, в-третьих, с ребенком на коленках можно заниматься миллионом приятных и полезных вещей, не вздрагивая от каждого шороха и не бегая проверять, спит или уже нет. Можно читать, смотреть телевизор, сидеть за компом, играть на фортепиано, общаться по телефону, пить пиво - и так далее, и тому подобное. В моем же случае, Наташкин сон на моих коленках помогал полноценно общаться с сыном: пока дочка спала, мы читали, рисовали, лепили, клеили, играли в настольные игры, слушали музыку и просто разговаривали.

СпятБлагодаря этому же способу я научилась укладывать детей спать одновременно. С единственной оговоркой - когда удавалось "подогнать" их совершенно разные режимы друг к другу. Сережа ложился на кровать, я садилась рядышком, укладывала Наташку на колени, одну руку клала ей на спинку, другую - на Сережину голову, принималась качать Наташу, а матрас, на котором засыпал Сережа, автоматически начинал пружинить. Таким образом, оба моих ребенка мерно покачивались и мирно засыпали. Соединить режимы удавалось далеко не всегда, от этого страдал Сережин дневной сон - его просто не стало. Но мы наверстывали недосып ранним вечерним укладыванием и моментальным самостоятельным засыпанием, что меня очень даже устраивало.

Постепенно сын осознал, что моя любовь к нему с появлением Наташи ничуть не уменьшилась. Стал спокойней относиться к просьбам сделать что-либо самостоятельно, без моей помощи, или немного подождать, если я занята Наташей. Где-то к семи дочкиным месяцам у него окончательно наладился ночной сон. И в это же время (то есть в 2 года 11 месяцев) мы приняли решение пойти в мини-сад. Привыкали очень постепенно, я была готова при малейшем намеке на стресс свернуть этот эксперимент, однако, даже на мой супер-критический взгляд, все прошло крайне гладко. Не скажу, что Сережа воспринял новшество с восторгом, но истерик и скандалов практически не было, и даже болезни, которых я опасалась, прошли по большей части мимо, зацепив нас только обострением нашей вечной аллергии.

Спят...Теперь как минимум половину дня Сережа был в саду, и в моем распоряжении оказалась масса свободного времени. Именно тогда мне вдруг открылось, что с одним ребенком невероятно легко. И именно тогда я осознала, что чаша весов моего внимания сильно перекошена в сторону сына. Мы играли исключительно в Сережины игры, Наташа в них была лишь соучастник, а чаще - просто наблюдатель; в течение всего дня ей полностью принадлежал лишь один час - пока ее брат отдыхал после обеда. Садик открыл мне глаза: я давно забыла, что играть с маленьким ребенком, наблюдать, как он открывает для себя мир, - ни с чем не сравнимое удовольствие. Наконец-то вдоволь наснимала дочку на фотоаппарат и видеокамеру: почему-то на это не хватало времени и эмоций, когда Сережа был дома. Взялась за забытые книги, любимое фортепиано, подолгу зависала в Интернете. В отсутствие брата Наташка была во много раз спокойней и самостоятельней, ей было достаточно, чтобы я просто находилась рядом, хоть с книгой, хоть с компьютером, а занятия себе она придумывала сама. Бороться за мое внимание не было нужды - моя девочка отдыхала, впрочем, точно так же как и я.

Отдохнув и насытившись общением друг с другом, мы с Наташкой отправлялись забирать из садика Сережу, по которому обе к концу дня начинали неимоверно скучать. Ну, со мной все понятно, мама есть мама, какая бы уставшая она ни была. А вот дочка умиляла. Стоило мне только произнести: "Пойдем за Сережей?", как она бросала все игры и ползла ко мне одеваться, а, одеваясь, приговаривала: "Де? Де?" (Где? Где Сережа?), смешно разводя ручками и показывая на улицу. Потом эти диалоги я пересказывала сыну, а он, в свою очередь, пересказывал их окружающим, светясь от удовольствия и гордости.

Но не все так радужно было в нашем королевстве. На самом деле, забирать Сережу из сада стало большой проблемой. На дворе стояла зима - морозы, метели и снегопады; зимней коляски по уже упомянутой причине я дома не держала, Наташка ездила или у меня на руках, в слинге, или в санках, сын шел рядышком. Очень хорошо осталось в памяти одно наше возвращение, в злую февральскую пургу. Пронзительный ветер мог запросто снести с ног и взрослого, не говоря уже о трехлетнем карапузе, неуклюжем и неповоротливом от вороха теплой одежды. Мы шли, нет, пробирались по сугробам навстречу слепящей поземке, и меньше всего от ненастья страдала Наташка, сидящая в слинге лицом ко мне. А вот нам с Сережей пришлось несладко: от метели слезились глаза, лицо индевело от мороза, уставшие и замерзшие ноги отказывались шагать по заметенным снегом тропинкам. Но до самого дома я не услышала от сына ни единой просьбы пожалеть его или взять на руки; обычно капризный и несговорчивый, он смог в тот момент оценить всю критичность ситуации, понять, что нам обоим одинаково трудно, и повести себя по-взрослому мудро. И до глубины души тронуло меня даже не столько это, сколько Сережина реакция на мою благодарность, которую я бурно и неумело попыталась облечь в слова, лишь только мы добрались до спасительного домашнего тепла. Сын недоуменно всматривался в мамины глаза, полные слез теперь уже совсем не от февральского ветра, и никак не мог взять в толк, за что мама в сотый раз повторяет ему "спасибо". "Мама, каляпка разгуделась", - дипломатично намекнул Сережа на затянувшийся непонятный разговор. "Действительно, разгуделась", - вздохнула я и отправилась успокаивать расплакавшуюся Наташку.

КоляскаИз того случая я сделала для себя как минимум два вывода. Во-первых, нужно было срочно что-то придумывать со средствами передвижения, чтобы больше не попадать в подобные передряги. И, во-вторых, накатившее на меня в тот момент чувство вины перед сыном за украденное детство, вообще говоря, абсолютно неуместно и необоснованно. Нужно гордиться таким человечком - и собой заодно, потому что именно созданные мной и мужем условия позволили взрастить в ребенке черты настоящего мужчины. До рождения Наташи эти черты вряд ли проявились бы в избалованном моим вниманием и заботой мальчике.

Вот, кстати, к вопросу о воспитании мужских качеств, или, шире, способности любить и отвечать "за тех, кого приручили". Расскажу обещанный в начале своего повествования случай "спасения" восьмимесячной каляпки трехлетним Сережей, довольно ярко иллюстрирующий то, как сильно поменялось мироощущение и мировосприятие моего мальчугана. Дело было так. Я занималась какими-то домашними делами на кухне и вдруг услышала из комнаты пронзительный Сережин крик, а вслед за ним - плач в два голоса. Перепугавшись насмерть, сшибая все попутные углы, примчалась к детям и застала "картину маслом" - заплаканного сына, сидящего на корточках перед заплаканной Наташей и почему-то лезущего руками к ней в рот. Выяснилось, что каляпка раздобыла где-то маленькую пуговицу и, разумеется, решила попробовать ее на зуб, на что моментально отреагировал Сережа и попытался отобрать опасную вещицу изо рта у сестры. Когда же обнаружил, что там пуговки уже нет, не на шутку испугался и расстроился. Совершенно исключено, что он испугался моей реакции, осуждения или какого-то наказания за то, что не уследил, - поскольку я никогда не ругала его за проделки сестры, никогда не заставляла вопреки его желаниям быть ее нянькой. Значит, это был иной страх - за близкого, родного человечка. И непонятно откуда возникшее чувство ответственности за маленького несмышленыша.

Еще одна иллюстрация на ту же тему. Гостили в Челябинске у бабушки с дедом. В их доме - крутой спуск в подвал без ограждений и перил. Наташка, разумеется, полезла исследовать. Я еще даже не успела сориентироваться, а Сережа уже схватил ее за капюшон, потом обогнал и загородил путь руками: "Каляпка, каляпонька, не ходи в подвал! Там страшно, темно! Не ходи!". Он никогда не видел таких спусков в подвал, никогда не слышал от меня или от кого-либо слов предостережения и, тем не менее, сообразил, что для маленькой сестры это может быть опасно, всеми силами попытавшись ее уберечь.

Нежность И теперь, чтобы понять, любит ли Сережа свою сестренку, не нужно задавать глупых вопросов, на которые он все равно не отвечает, убегая или меняя тему. Это ясно из его поведения, из его трепетного к ней отношения - и мне радостно от того, что он имеет возможность испытывать эту мажорную гамму светлых чувств.

Итак, с возвращением из садика нужно было что-то делать. Еще до рождения Наташки мне отдали коляску для двойняшек со сломанным колесом, и вот, наконец, до нее, что называется, дошли руки. Колесо с трудом, но удалось починить, и теперь мы с ребятами передвигались гордым паровозиком: Сережка локомотивом чинно восседал впереди, Наташка спала в заднем "вагоне" - сиденье откидывалось в горизонтальное положение и вмещало нашу люльку-переноску. Вот это было действительно здорово. Если бы я знала, что мне будет настолько удобно, я бы позаботилась об этой коляске гораздо раньше. Мы с дочкой стали выезжать за Сережей за пару часов, чтобы успеть погулять вдвоем, а потом спокойно заснуть. После этого у меня еще оставалось время, чтобы вспомнить старые добрые времена моего "единождымамства": я бесцельно бродила с коляской по аллеям парка, вдыхая аромат приближающейся весны и наслаждаясь этими чудными мгновениями ничегонеделания. Потом забирала Сережку из садика - и мы гуляли, дожидаясь, пока проснется Наташка. Сын был несказанно доволен, теперь возвращались мы всегда в отличном настроении.

Но, к огромной моей печали, чудо-коляска снова сломалась, не выдержав весенней распутицы и рыхлого талого снега. Некоторое время я промучилась с летней прогулкой, оставшейся в наследство от Сережи, и поняла, что мне безумно не хватает этого маленького счастья с двумя сиденьями на четырех колесах. По сути, оставалось отъездить не больше двух месяцев - потом начиналось лето, которое мы снова планировали провести на даче, а к осени дети (в особенности Сережа) уже достаточно бы подросли. Но я решила махнуть рукой на экономическую нецелесообразность и нашла по объявлению подержанную двойняшечную ABC Design. Правда, это был уже не паровозик, а драндулет с рядом расположенными местами, но на удобстве это никак не сказывалось. А когда наконец-то наступила по-настоящему теплая погода, в несколько раз уменьшив количество одежды, я придумала возить ребят друг на друге в одноместной летней прогулке - просто садила Наташку на колени к Сереже. Получалось чуть мобильней, чем на двухместке, и чуть легче при спуске с третьего этажа. Ну а наблюдать за сыном, ответственно и сосредоточенно выполняющим задание держать каляпку, было отдельным удовольствием.

Наступление теплой погоды совпало у нас со скачком в развитии дочки: она научилась ходить. Помните на графике резко взлетевшую к 11 месяцам кривую "трудностей дваждымамства"? Дело в том, что первые Наташкины шаги, случившиеся как раз в 11 месяцев, помимо несказанной радости и умиления, принесли мне и новые сложности. Во-первых, девочка осознала свою самостоятельность со всеми вытекающими отсюда последствиями в поведении - стала менее сговорчивой и управляемой, более упрямой и даже задиристой, научилась сообщать о своих желаниях и настаивать на их выполнении. Словом, превратилась в ЛИЧНОСТЬ. В отношениях со старшим братом это выразилось в участившихся конфликтах, причем чаще инициированных самой Наташей. КоляскаВ ее арсенале средств достижения цели появились укусы и пронзительный крик, от которого в радиусе ста метров закладывает уши. Сережа начал реагировать ответной агрессией. И с тех пор требуется внушительный запас дипломатических средств, фантазии и терпения, чтобы улаживать разногласия с наименьшими для всех потерями.

Второй новой трудностью стали прогулки, разом переставшие быть для меня любимым временем суток. Спать теперь дочка стала по 30-40 минут, хотя и по-прежнему дважды за день, остальное время на улице было посвящено активному освоению нового навыка и постоянной смене двух точек опоры на одну, пятую, с последующим передвижением на четвереньках. Конечно, сердце слегка обливалось кровью, когда я наблюдала, как моя нарядная девочка собирает попой, коленками и ладошками всю окрестную пыль и грязь, но сложность была совсем не в этом. Мы с Наташкой замечательно гуляли вдвоем. Когда же на улицу выдвигались всей компанией, дети рвали меня на части: Сереже требовалось идти в одну сторону, Наташе - совсем в другую, а отпустить дочку одну я категорически не могла. Большая часть уличных развлечений типа качелей, песочницы и велосипеда была ей еще неинтересна, а Сережа как раз в то время вдруг проникся куличиками и научился крутить педали у велика. Выходило со стороны довольно смешно: два ребенка гуляют в совершенно разных концах двора, а заполошенная мамочка носится туда-сюда, то поднимая одного с земли и отряхивая, то раскачивая другого на качелях или помогая закатиться на велосипеде на горку. Единственной возможностью собрать детей в одном месте и хоть чуточку передохнуть было усадить Наташку в коляску и попросить Сережу ее покатать, пока у дочки не кончится терпение сидеть без дела. Домой я возвращалась выжатая как лимон.

Нянька Но на любой минус всегда найдется плюс: после 11 Наташиных месяцев мои дети наконец-то начали вместе играть. Сначала понемножку, по несколько минут - Наташке быстро надоедали Сережины придумки, а Сережа уставал по сто раз уговаривать сестру сделать то, что ему требуется. Но с каждым днем количество и длительность совместных игр возрастало. Ребята вместе ползали по кроватям и прыгали с них, забирались в дом-палатку и прятались друг от друга, катали машинки и кидали мячики. Хитом того времени стала машинка-каталка, куда Сережа усаживал каляпку, затем садился сзади сам и возил ее по квартире с гиканьем и улюлюканьем. А после переезда на дачу, где двор был абсолютно безопасен, чист и изолирован от дороги с машинами, для меня настали счастливые времена: я выпускала детей на улицу и преспокойно усаживалась там же на диванчик с книжкой, лишь изредка поглядывая поверх страниц.

На машине Главной задачей теперь стало вовремя отследить конфликтные ситуации с целью их предотвращения: чем больше ребята играли вместе, тем больше появилось поводов для ссор. Хотя назвать это минусом я никак не могу: благодаря конфликтам и Наташа, и, прежде всего, Сережа, постоянно учатся общаться, договариваться и идти на компромисс.

- Натапа, пойдем с Серепой кататься на Сузуки!
НатаПа и СереПа - это очередное словесное изобретение моего сына-выдумщика, а Сузуки - это большой игрушечный грузовик. Наташа сидит в песочнице и мотает головой:
- Не коч! (Не хочу!)
Сережа начинает нервничать и силой выталкивать сестру из песочницы:
- Нет, хочешь! Хочешь! Пойдем!
Наташа упирается, кричит, всеми силами демонстрируя свое нежелание идти с братом. Сережа совсем расстраивается, упрашивает, как может:
- Ну пойдем, ну пойдем, ну скажи "да"!
Наташа продолжает копаться в песке. Сережа, после минутного раздумья, заходит с другой стороны:
- А поедем быстро-быстро? А потом я тебя куда-то свожу, ой куда свожуууу... А знаешь куда я тебя свожу? За огурчиками в теплицу! Наташ, ну поедем, ну скажи "да"!
Наташа оживляется, вылезает из песочницы и топает к машине:
- Дяяяяяя!!!
Сережа счастлив:
- Мама, мама, она сказала "дя", она сказала "дя"!!!

Еще на машине Выслушивая подобные диалоги и наблюдая за отношениями своих детей и их развитием, я снова и снова убеждаюсь в верности принятого когда-то решения рожать и растить детей с маленькой разницей в возрасте. Я верю в оптимальность этого решения для нашей семьи, наших особенностей общения и методов воспитания, для моего характера, темперамента, моей модели взаимоотношения с детьми. Но все же, хотя я всегда пытаюсь придерживаться правила: "То, что я сделала, было единственно верным", а история, как известно, не терпит сослагательного наклонения, позволю себе несколько рассуждений на тему "что было бы, если бы".

* Если бы у Сережи не появилась сестренка, он по-прежнему бы испытывал нешуточные трудности в общении с ровесниками, продолжал бы их бояться, оставался бы замкнутым, некоммуникабельным ребенком, а вызванные садиком изменения в этом направлении шли бы гораздо медленнее.
* Если бы у меня не появилась Наташка, я бы вконец избаловала Сережу своим вниманием и опекой, превратив мальчика в инфантильного маменькиного сынка.
* Если бы мы с мужем два с лишним года назад не поддались нерациональному, необъяснимому, интуитивному желанию дать жизнь Новому человечку, сейчас принять такое решение было бы невероятно сложно из-за нежелания вновь расставаться со свободой, только-только появившейся в связи с взрослением сына.
* Если бы Наташка появилась позже, то на правах младшей, да еще и девочки, она забрала бы себе все внимание папы, который и сейчас-то порой забывается и оказывает ей больше знаков нежности, любви и внимания по сравнению с Сережей и гораздо легче прощает ей многие шалости просто потому, что она - девочка. Отчуждение с сыном было бы неминуемо, будь он намного старше.

Отвлекаясь от вышесказанного, считаю ли я идеальной (не оптимальной конкретно для нас, а именно идеальной) нашу разницу в 2 года (если быть точнее, то в 2 года и 4 месяца)? Нет, не считаю. Это очень сложная разница - и для родителей, и для обоих детей.

* Сложно маме: нет нужды объяснять, что, по сути, на руках оказываются две ляльки. Старший только выглядит взрослым по сравнению с новорожденным, на самом же деле он остается маленьким и остро нуждающимся в родительской помощи и заботе, начиная от одевания и заканчивая засыпанием. Ребенок в два с половиной года и в три с половиной - это небо и земля. В три с половиной года маленький человек уже способен себя обслужить, самостоятельно одеться, сходить в туалет без помощи взрослого. Его уже можно уговорить остаться с кем-то из родственников или знакомых, даже если раньше этого человека он видел лишь пару раз. Как правило, в этом возрасте он уже ходит в садик или на какие-то занятия, чем немало облегчает жизнь своей маме с грудничком на руках. Двухлетка же еще очень сильно привязан к маме, он просто маленький - и этим все сказано.
* Сложно старшему ребенку: он переживает нешуточный стресс и не умеет выразить свои переживания в словах. В итоге реагирует психосоматикой - болезнями, плохим сном и прочими невербальными проявлениями ревности. В три с половиной года ребенок уже скажет: "Мама, обними меня!", и налицо будет созидательное воздействие ревности как умение справляться со своими негативными чувствами. В два с половиной он, в лучшем случае, начнет капризничать или демонстрировать мокрые штанишки, в худшем - утонет в истериках и болезнях.
* Сложно младшему ребенку, ведь он тоже вынужден постоянно бороться за свое место под солнцем всеми доступными ему средствами: точно так же плакать, капризничать, проситься на ручки, болеть - то есть полностью копировать поведение старшего брата или сестры, чтобы привлечь внимание родителей.
* Сложно мужу и жене: даже появление одного ребенка - это серьезная проверка супружеских отношений на прочность. Второй ребенок с маленькой разницей не добавляет мира в семью. Накапливается усталость, раздражение друг другом, под грузом бытовых проблем и постоянной несвободы мало-помалу исчезает романтика и страсть. И даже Большая Любовь может быть бессильна справиться с кризисом в отношениях. Огонь нужно постоянно поддерживать, а с двумя маленькими детьми осуществлять это довольно непросто.

Но все эти сложности не имеют ровным счетом никакого значения, если над доводами разума царит голос сердца - желание вновь испытывать радость материнства, выносить и дать жизнь Новому человеку, воспитать Новую личность. Это желание даст силы и мудрость справиться со всеми "превратностями дваждымамства", благодаря которым ты будешь иметь возможность не стоять на месте, а шаг за шагом двигаться вперед, совершенствовать себя и свои взаимоотношения с окружающим миром. Такая возможность появится и у близких тебе людей - любимого мужчины, детей, родителей. Проходя сквозь трудности, мы все становимся чуточку сильнее, чуточку мудрее, чуточку терпимее, чуточку милее и нужнее друг другу. Мы учимся иначе любить, легче прощать, и по-настоящему ценить сиюминутную радость и счастье - то мгновение, в котором, возможно, и заключается Жизнь.
Июнь-октябрь 2007 г.