Мемуары от Даньки

Анна Мулинцева
Привет! Меня зовут Даня. Иногда Данил, Данюха, Данька. Иногда Данечка.
Я родился довольно давно. Я еще помню, как уютно было внутри Мамы и как трудно было рождаться, но это было много-много нямов и снов назад. Я помню руки, которые подхватили меня после бесконечного падения. И кто-то кричал «Данечка! Солнышко! Хороший мой!» Это была Мама. И еще были Другие-Люди. Они приходили, уходили, а Мама была со мной. У меня было много дел: я кричал, дышал, смотрел, трогал Маму, лизал Ням. Очень быстро я устал и заснул.
Новый мир очень большой. Намного-много больше меня. И даже больше Мамы. В мире есть еще Папа, няня Света, бабушка Наташа, дед Олег, Наша-Общая-Бабушка и Другие-Люди. В мире есть Дом и есть Пойдем-Гулять. Ням есть почти везде.
Наша-Общая-Бабушка говорит, что у Мамы с Папой в попе шило. Она жалеет меня и говорит, что Мама плохая. Я не люблю Нашу-Общую-Бабушку. Я не знаю, что такое шило, но Мама хорошая. Мама – это Ням.

В мире трудно. С начала я не мог ничего. Только звать Маму. Потом я стал поднимать голову и смотреть по сторонам. В мире много интересного, но все далеко. Надо переворачиваться, ползти и тянуться. Надо брать руками и кусать. Переворачиваться я могу давно. Это легко, когда лежишь на спине. Я это могу даже во сне. Обратно – трудно. Лучше позвать Маму. Она перевернет и даст Ням. Брать руками трудно, но я это могу. Ползти еще труднее. Мама говорит, что надо вставать на «четвереньки». Я умею стоять на ногах, если Мама, или Папа, или Другие-Люди держат меня за руки. А на четвереньках не умею. Но я все равно ползаю. Я толкаюсь ногами, поднимаю попу (интересно, а у меня есть шило?) и тянусь вперед.

Я люблю Плюх. Надо доползти до конца моего дивана. Дальше будет Плюх. Один раз Плюх был больный. Я обиделся и закричал. Пришла Мама. Но было так плохо, что не хотелось даже Ням. Все равно я люблю Плюх. Это интересно. Еще я люблю чашку, обезьяну Мими и неваляшку Машу. Я люблю греметь и бросать. И, конечно, кусать. Лучше всего кусать палец Мамы или Папы, или свои ноги.

Я люблю гулять. Иногда я гуляю долго-долго. Один раз я гулял три дня. Со мной были Мама, Папа и Другие-Люди. Я долго ехал на маме, потом на электричке. Потом Мама сказала «Приехали. Чусовая!» Потом мы ехали на ка-та-ма-ра-не, и вокруг была вода. Было хорошо, но скучно, потому что нельзя ползать, можно только стоять и спать. Зато я жил в маленьком домике с Мамой и Папой. Там было темно, мир не был таким большим и пустым. Было уютно и сразу хотелось спать.

Я люблю ездить на машине. Я ехал с Мамой, Папой, бабушкой Наташей и Другим-Человеком очень далеко. Мама сказала, что я спал сутки (хотя я не только спал, я еще ел). Бабушка Наташа сказала «мы едем в Волгоград». Было много Других-Людей. Один был маленький. Больше меня, но меньше Мамы. Все улыбались и были очень смешные. Там хороший дом, много деревьев и совсем не хочется плакать. Я ходил на пляж, плавал в бассейне и в канале, ползал по песку и много-много спал. Там хорошо спать. И Мама была постоянно рядом.
Дома Мама не всегда рядом. Иногда она уходит. Так далеко, что даже не слышит, когда я ее зову. Тогда мне страшно и плохо. Лучше, когда Мама со мной. Еще хорошо, когда приходит Папа. С Папой я делаю зарядку. А с Мамой плаваю. Зарядка – это смешно и весело. Плавать – это серьезно. В воде я не могу дышать, не могу ползти. Надо крепко держаться за Маму, сильно дергать ногами и руками и лучше вообще не дышать. Но это трудно. Мама говорит, что плавать – надо. Я верю. Потому что после «плавать» всегда Ням.
Сейчас мне грустно. Я боюсь, что Мама уйдет. Поэтому я везде хожу с Мамой. Я хочу, чтобы Мама мне улыбалась и разговаривала со мной. Тогда я счастливый и говорю Маме «Я тебя люблю». А Мама смеется и говорит «Я тебя тоже очень люблю, Данечка».

Вместо эпилога:
Я с Мамой ходил в гости к Журавлевой Анечке. Она такая маленькая и всегда спит. Но я знаю, что она вырастет, станет взрослой, и будет много-много уметь. Я ведь вырос!